Кот, который дружил с кардиналом - Страница 18


К оглавлению

18

Три актера в повседневной одежде, очень уж непохожие на аристократов, с текстом в руках вышли на сцену.

– Норфолк, – обратилась к нему Кэрол из третьего ряда, – иди медленно, неторопливо. Ты же герцог… Вот так уже лучше. Эбергенни, выкажи почтение своему тестю, а не прячься за ним. Давайте повторим выход сначала и начнем со слов: «Добро пожаловать и с добрым утром!» – По мере продвижения вперёд Кэрол прерывала актеров замечаниями. – Норфолк, не смотри на него как на оратора, а слушай, что он говорит. Это у тебя на лице написано… И, Эбергенни, выше голову… Букингем, когда произносишь слова: «Ну, это вы хватили», спустись на пару ступенек со сцены.

Деннис произнёс свою умную фразу: «В любой пирог суёт он свой честолюбивый палец» и вдруг рассмеялся.

– Это моя любимая строка, – заметил он.

Сидевшие на передних рядах актеры слегка оживились и обменялись между собой понимающими взглядами.

– Прекрасно, – произнесла Кэрол, – повтори её ещё раз. И, Норфолк, не закрывай рукой лицо.

Когда они дошли до «грязного эпизода», Кэрол прочла слова кардинала Вулси и проследовала на сцену, присоединившись к остальным. Вдруг в конце зала с шумом распахнулась дверь.

– Что тут происходит? – раздался зычный и требовательный голос директора. Он направился по проходу к сцене, и тут на глаза ему попался Квиллер. – А вы что тут делаете?

– Жду, когда начнется репетиция, назначенная на шесть тридцать, – ответил Квиллер, взглянув на ручные часы.

– Вон! Вон! – Ван Брук указал на дверь.

Деннис Гаф подошел к краю сцены и возмущённо выкрикнул:

– О боже, да он имеет полное право тут находиться. В конце концов, он владелец этого проклятого театра.

– Вон! Вон!

Квиллер покорно вышел из зала и тут же тихо проскользнул на балкон. А Ван Брук без всяких объяснений и извинений приступил к репетиции. То, что его задержало, по всей видимости, и было причиной его гнева, который он вымещал почти на каждом из присутствующих.

– Архиепископ, – бесцеремонно начал он, – прекратите смотреть на свои часы! Вы же в шестнадцатом веке. А вам, Пожилая Леди, хочу напомнить, что вы играете в «Генрихе Восьмом», а не в каком-нибудь «Дядюшке Уигли»! Руки у вас висят, как у кролика… Кто там хихикает за кулисами? Либо соблюдайте тишину, либо марш домой, Саффолк, в слове «коронация» пять слогов. Это возведение на престол, а не что-то из области цветоводства. – В любой другой раз, когда он был в хорошем расположении духа, ничего подобного от него услышать было нельзя, но в этот вечер он изрыгал одни оскорбления и колкости. – Кампейус, вы можете играть римского кардинала, а не умирающего лебедя?

Ожидавшие своего выхода актеры в недоумении переглянулись. Застенчивый старичок Эддингтон Смит, игравший кардинала Кампейуса, привык к почтительному обращению, независимо от того, хорошо или плохо исполнял он свою роль на сцене.

Когда Ван Брук велел Анне Болейн перестать улыбаться идиотской улыбкой, её стальные глаза вспыхнули таким огнём, что его можно было заметить даже с балкона. Что же касается Денниса, то почти всю репетицию у него желваки ходили по скулам. В конце концов игравший Саффолка Дейв Ландрум швырнул свой текст директору и демонстративно вышел из зала. Квиллер сомневался, что следующая репетиция состоится и, более того, что пьеса вообще когда-нибудь будет поставлена.

Тем не менее репетиции с горем пополам продолжались с новым Саффолком, а о том, как они проходили. Квиллер узнавал от Ларри, с которым два раза в неделю встречался за чашкой кофе в «Грозном псе».

– Хилари постоянно шпыняет Эдда Смита, – рассказывал Ларри, у которого уже хорошо отросла королевская бородка. – Старик вообще не пришёл бы в клуб, если б доктор Галифакс не прописал ему игру в театре как терапию. А голоса его всё равно не слышно, несмотря на то что Кэрол билась с ним отдельно. Он выкрикивает первые два слова, а потом постепенно переходит на шёпот. Деннис раза два заступался за него. У них с Ван Бруком настоящий конфликт.

– А как держится Кэрол?

– О, она просто святая! Кэрол молится на Хилари, потому что надеется у него чему-нибудь научиться. Если ты меня спросишь, чему именно, то я отвечу: тому, что абсолютно не нужно режиссеру любительского театра. Одних актеров он прямо дрессирует, а на других ему просто наплевать. Локмастерскую даму он ублажает как может, остальных же оскорбляет направо и налево.

– Она действительно хорошая актриса?

– Да, играет она хорошо, но Кэрол или Фран с её ролью справились бы не хуже.

– А всё же кто она такая? – спросил Квиллер.

– Её зовут Фиона Стакер. Я про неё ничего не знаю, кроме того, что она играла Екатерину в Локмастере пять лет назад.

– А как дела со школьниками, что будут заняты в массовках?

– Их муштрует Кэрол, учит ходить, как подобает благородным воинам шестнадцатого века, а не мешкам с картошкой. Боюсь, Дерек со своим ростом и пятью ролями придаст пьесе комический оттенок. Он такой заметный, что зрители узнают его в палаче даже под чёрным капюшоном. Чего доброго, в сцене смерти Екатерины он ещё вызовет смех в зале! В конце пьесы он появляется в своей пятой роли посла короля сразу после слов Екатерины: «Но вот его чтоб никогда я больше не видала». Мы сами едва сдерживаемся, а зрители наверняка прыснут со смеху.

– Для разрядки в пьесе допустимы комические эпизоды, – заметил Квиллер.

– Да, но только не в сцене смерти Екатерины.

В день премьеры публика проявила глубокое понимание «Генриха Восьмого». Зрители плакали во время благородного прощания Букингема, затаив дыхание, восхищались великолепием коронации и изо всех сил сдерживались, чтобы не рассмеяться над очередным выходом Дерека на сцену. Когда же в массовых сценах появлялись юные сыновья и дочери сидящих в зале зрителей, зал оживлялся громким рокотом. По центральному проходу зрительного зала шествовала гвардия с алебардами, знаменосцы со знаменами, офицеры с жезлами, дворяне с мечами, графини с корнетами, жезлоносцы с короткими серебряными жезлами.

18